Можно ли восстановить живопись, если она облетает со стены храма буквально от дуновения ветра? На этот вопрос отвечает Николай Евгеньевич Юшков, штатный реставратор Нижегородской епархии. Недавно они с соработниками возродили из руин росписи собора Преображенского монастыря в Нижнем Новгороде. За плечами Николая Евгеньевича – 36 лет опыта реставрации монументальной церковной живописи.
- Николай Евгеньевич, ваш отец был художником, а потом стал священником?
- Да, еще в советское время. Летом, в свой отпуск, он по благословению духовника уезжал в далекие села, храмы которых нуждались в росписи, и помогал им вместе с коллективом единомышленников. Мы детьми проводили большую часть лета в этих деревнях. Мальчишкой я лазил на леса, невзирая на запреты родителей. Потом стал помогать: шкурить, левкасить, олифить, красить. И, когда открылось Суздальское художественно-реставрационное училище, поступил туда, это определило всю мою судьбу. Помню, самое первое занятие Надежда Николаевна Парамонова начала с чтения кодекса законов, и мы записывали статьи, по которым будем отвечать, если испортим тот или иной памятник.
- Сурово!
- К счастью, в жизни с нарушением законов об охране памятников мне столкнуться не пришлось, но ответственное отношение к реставрации, усвоенное нами с самого начала, осталось на всю жизнь. Кропотливость, тщательность, бережное отношение к памятнику.
- Как Вы стали руководителем иконописцев?
- Много лет я сам расписывал храмы, работал на лесах вместе с соратниками. А начиная с 1989 года, мы еще и по технологии моего отца сами делали художественные материалы, потому что работать в то время было попросту нечем. Из сухих белил и пигментов варили краски, пока на рынок не пришли качественные импортные материалы – тиккурила и другие. Для нас были важны не только сочные яркие цвета, но и долговечность, и матовость, правильное светоотражение. Я около 9 лет варил краску с цинком в составе, не зная, что надо делать это хотя бы в противогазе, и подорвал свое здоровье. В результате врачи вынесли приговор: работать с краской, даже рисовать, нельзя. Организм был буквально пропитан скипидаром и прочими вредными веществами. И как раз в это время нам поручили реставрировать сразу два храма, приходилось буквально летать между ними, организовывая работу, самому писать все равно было бы некогда, и так я стал руководителем. Но все реставрационные методики для нашего коллектива я разрабатывал сам, база знаний позволяла. Обучал художников: как укреплять старую стенопись, какие материалы в каком случае применять и т.п. Так мы и трудились, а в 2008 году я официально зарегистрировал мастерскую «Византия».
- Расскажите о вашей работе в соборе Преображенского монастыря в г. Арзамасе.
- Ко мне обратился владыка Георгий, митрополит Нижегородский и Арзамасский, и попросил выполнить комплекс пробных работ, чтобы понять рецептуру клея, красок, штукатурных слоев, покрывавших стены храма. Это очень важно, чтобы правильно разработать стратегию реставрации. Храм фактически лежал в руинах: разрушение кирпича, осыпание живописи. В течение 9 месяцев мы осуществляли пробные работы в разных частях храма и отработали полную методику: что делать с кирпичом, что со штукатуркой, что с красочным слоем, какими клеями, грунтами, красками работать. И потом уже приступили к работе. Когда мы восстановили пробный участок, приехал владыка, комиссия, и наша работа была одобрена. Сергей Васильевич Демидов, авторитетный специалист из Москвы, дал хорошую оценку: он видел храм до реставрации и после наших работ.
- Возрождение стенописи Преображенского собора - работа большая во всех отношениях.
- Площадь стенописи примерно 2400 метров. Мы восстановили стенопись, убрали леса, и престольный праздник Преображения в соборе состоялся. Задачи перед нами стояли очень сложные, но опыт за плечами немалый – 36 лет, и благословение владыки вдохновляет. Владыка Георгий хорошо разбирается в реставрации и церковной живописи. В Нижегородской епархии восстанавливается очень много храмов, и восстановление это идет на очень высоком уровне. А участие владыки здесь играет определяющую роль.
- Что представляет собой стенописи Преображенского собора в художественном плане?
- Это академическая стенопись школы Ступина. В Арзамасе была его академия, и художник с последователями расписали в городе и окрестностях несколько храмов. Началось с того, что местные купцы захотели поручить ему роспись Воскресенского собора в Арзамасе. Но для начала – для испытания – поручили украсить стенописью собор Саровской пустыни. Ступин предлагал тогда еще совершенно новый, неведомый для России стиль – гризаль, привезенный им из Италии. Живопись в этой стилистике монохромная, в сером цвете, разложенном по тону. В Преображенском соборе живопись выполнена в цвете, но в той же стилистике: лейтмотив, характер, альфрейка, живопись, ориентация на те или иные образцы – преимущественно, итальянские. Многие композиции выполнены по мотивам известного итальянского гравера Юлиуса Коросфельда, работавшего в духе Доре. Нам это помогло при воссоздании недостающих фрагментов живописи. В центральном алтаре живопись была утрачена полностью, до кирпичной кладки, а в левом как раз было «Положение во гроб» по эскизу Коросфельда. И мы сделали в конхе центрального алтаря живопись в том же стиле, соразмерности, колорите, композиционном решении – тоже Юлиуса Коросфельда, «Преображение». Сочли это уместным, поскольку храм Преображенский, но сюжета Преображения мы в его росписях не нашли. В третьей апсиде от живописи сохранилось только колено Спасителя – это было «Несение Креста». В других же местах где-то были больше утраты, где-то меньше, но сюжетные линии угадывались, было понятно, где какой образ.
- Каким же образом удается вернуть в жизни почти погибшую стенопись?
- Для начала мы ее укрепляем, чтобы не потерять ни сантиметра из сохранившегося. Затем расчищаем, подводим левкас, делаем отмывку, удаляем лишний слой грунта, который заходит на живопись – и в пределах утрат уже идет тонировка. И таким образом сохраняется авторская живопись. Переписывается она только в том случае, если композиция сплошь испещрена мелкими утратами. Тогда осуществляется реконструкция и воссоздание: лессировочно прописывается поверх старой живописи заново. В Преображенском соборе нами именно таким образом была восстановлена роспись свода над амвоном. И огромные колонны с колюрами, с имитацией вогнутых плоскостей, украшенных растительным орнаментом, виноградной лозой, тоже поставили перед нами сложную задачу. Мы укрепили, расчистили, восстановили колера сохранившихся фрагментов и по их образцу воссоздали утраченное.
- Как понять, какую стенопись можно восстановить, а какую нет?
- Вспомните знаменитые иконы Рублева: «Троица» и «Спас» из Звенигородского чина. Они были записаны многими слоями живописи, а на «Спасе» имелись еще и очень большие утраты – фон практически не сохранился. И то их удалось спасти: открыли, укрепили, собрали, протонировали. То же самое и с настенной живописью. Если есть остатки авторской стенописи, ее можно спасти, даже если она была закрашена, потом побелена, покрылась копотью, потом все это начало шелушиться и отваливаться, а потом это снова заолифили и записали. Кропотливо, послойно можно дойти до изначальной живописи. У нас такой пример был в храме Всемилостивого Спаса в Нижнем Новгороде: стенопись была закрашена зеленой краской, причем по руинам. Я тогда еще сам работал на лесах, мы писали там орнаментальную роспись, альфрейку – и вдруг я увидел на подпружной арке очертания нимба! Краска не просвечивала, но под ней красочный слой нимба создавал объем, и я это заметил. Сделали контрольное вскрытие, и оказалось, что под этой зеленой краской в трапезном приделе была стенопись. Мы возвратили ее к жизни. То же самое бывало и в других храмах. Другое дело, стоит ли эта изначальная живопись того, чтобы ее восстанавливать. А уж если мы имеем первозданные руины, когда живопись не закрашивали, она просто осыпается, – ее можно и нужно восстанавить. Помню, в Старицком Успенском Монастыре в Троицкой церкви нам говорили: «Тут даже непонятно, что было написано». Сохранность авторской композиции была не более 30%, но нам удалось восстановить живопись итальянского мастера Гофмана. И таких примеров очень много. Хочется подчеркнуть, чтобы батюшки знали: если у вас в храме сохранились остатки старой стенописи – их можно спасти. Обращайтесь к нам! Мы это любим.
Беседовала Алина Сергейчук