Колокол – это не только поющий металл. Это носитель памяти, проживающий века и передающий потомкам послание от предков.
У замечательного русского писателя священника Сергия Дурылина есть примечательная повесть «Колокола», написанная в самый разгар безбожного лихолетья – в 20-е годы прошлого века. Значительную часть этой повести автор рассказывает о колоколах соборной звонницы губернского города Темьяна. И выходит, что история их – это история самого города, живущих в ней людей, самой России... Вот колокол Воеводин, пострадавший от самодурства воеводы Орленинова, осмелившегося «заушить» благовестник. Вот Голодай, хранящий память о страшном годе, когда горожане уже прощались с белым светом, но добрый человек, взяв в кибитку этот небольшой колокол, стал собирать «Спасу на голодный кус» и спас их от лютой смерти. А вот Разбойный, отлитый на покаянную жертву нажившегося душегубством человека, душа которого, мучимая гнетом содеянного, никак не могла разлучиться с телом... Есть среди благовестников и «Наполеон» – колокол, перелитый из трофейной французской пушки. В тулово его для памяти был вплавлен кусок металла с клеймом от этой пушки – французской буквой N. Ну а самый большой колокол отлит на средства местного фабриканта, и история его проста. Промышленник решил поблагодарить Небо за благословение и «съездил в Москву и на заводе братьев Самгиных заказал для собора такой колокол, чтоб самый вес показывал крепость его благодарности за то, что крепко стоят три высоких трубы мануфактуры «Иван Ходунов с сыном».
Говорят, иметь на соборной колокольне тяжелый благовестник считалось делом чести для города. По его басу судили и о зажиточности, и о благочестии горожан.
Отлить колокол на звонницу – значило благословить город на многие века, подарить ему голос. Обычай этот шел из седой глубины столетий. Историк Дмитрий Балашов в своем романе «» рассказывает, что еще благоверный князь Даниил Московский, получив в удел захудалое Московское княжество, поставил для себя задачей отлить большой колокол на соборную звонницу. И удивлялись проезжие люди, что в небольшом, мало кому тогда известном городке, сзывает людей на молитву знатный благовестник. Могло ли это быть на самом деле? – Вполне.
Известно, что традиция звонить в колокола к службе существовала уже в Византии. Во второй половине IX в. император Василий Македонянин заказал у венецианского дожа Орсо 12 колоколов для возведенной в Константинополе церкви. На Западе же колокола при храмах появились значительно раньше: существуют упоминания об их существовании в Риме и Орлеане, относящиеся к VII в.
Вероятнее всего, на Русь колокола пришли с ее Крещением. Уже за 988 год летопись упоминает о колоколах, повешенных при Десятинной и Ирининской церквях Киева. И действительно, при раскопках фундаментов Десятинной церкви, проводившихся в XIX столетии, были обнаружены два небольших гладких колокола. Летописи сообщают и о русских колокольных производствах, которые действовали в домонгольский период, в частности, в Киеве и Суздале. К сожалению, татаро-монгольское иго смело с лица земли значительную часть русской культуры, и колокола в нашей стране перестали лить на долгие годы. Возобновилось их производство лишь в XIV столетии, и центром его стала Москва. Интересно, что в XV столетии к возрождению и развитию русского колокололитейного дела приложил руку знаменитый итальянский зодчий Аристотель Фиорованти, построивший в Первопрестольной пушечный двор. Как мы видим, на протяжении столетий колокола отливали на тех же производствах, где делали оружие.
Колокола – носители легенд. Многим знакома калязинская колокольня – трагически воздетая к небу среди Волги рука затопленного города. Есть легенда, что колокол, сброшенный с нее, и сегодня находится где-то внизу, и что временами слышат горожане его таинственный звон...
Русская Атлантида
Под толщей вод сокрылись города…
Век новый, обезумев от всесилья,
Векам былым замолкнуть навсегда
Раз повелел. Расправив гордо крылья
Стальных машин, вдруг человек поверил,
Что он премудрость бытия измерил.
И адова работа началась.
И рушились дома и колокольни.
Казалось, жизни нить оборвалась
(Машинам не понять, как сердцу больно).
Вот колокол, обрушив перекрытья,
Летит к земле… Все ниже… Стон умолк…
Быстрее развиваются событья:
Работников невольных целый полк
И день, и ночь – бурят, ломают, строят
Под бдительным прицелом Волгостроя.
Минуло лето, осень, вновь весна –
И хлынула плененная волна,
И изумленный грач, вернувшись с юга,
Уже родных краев не узнает,
На дереве затопленном с подругой
Своей, гнездо, природе верен, вьет.
А вербы ветви, словно руки, тянут,
Но из воды не выбраться им – вянут.
И колокольня из пучин встает –
Святой Руси затопленный оплот.
И говорят, ночами под водою
К беде иль к счастью – редкою порою –
Вновь колокол затопленный поет.
Набатом грозным он народ сзывает,
Но обыватель в страхе замирает:
От чуда доброй вести он не ждет.
Как изменялось в веках убранство колокола? Мы уже упомянули, что самые древние из сохранившихся колоколов были вовсе лишены декора.
Вероятнее всего, первыми колокольными украшениями стали орнаменты и надписи. Мы привыкли, что надписи занимают на колоколе довольно скромное место – как правило, они опоясывают его одним или несколькими не слишком широкими фризами. Но встречались и исключения из этого правила. Между тем, сохранились фотографии большого благовестника, отлитого в 1668 году иждивением царя Алексея Михайловича Тишайшего для звонницы Саввино-Сторожевского монастыря под Звенигородом. Обитель эта много значила для благочестивого государя: ее основатель и небесный покровитель прп. Савва однажды спас царя на охоте, когда того едва не растерзал медведь. Колокол, пожертвованный Алексеем Михайловичем в монастырь, весил 35 тонн, или, выражаясь языком того времени, 2125 пудов и 30 гривенок. Солидный вес, свидетельствующий о возможностях русской промышленности того времени! Отливка производилась на пушечном государевом дворе в Москве. Благовестник этот примечателен еще и тем, что корпус его сверху донизу покрыт затейливыми старинными письменами. Ученые переводят одну из надписей следующим образом: «Изволением преблагаго и прещедраго Бога Господа нашего и заступлением милостивыя заступницы Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и за молитвы отца нашего и милостивого заступника преподобного Саввы чудотворца и по обещанию и по повелению раба Христова царя Алексея и отъ любви своея душевныя и отъ сердечного желания слит сей колокол въ дом Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Рождества и великого и преподобного отца нашего Саввы чудотворца, что в Звенигороде, нарицаемый Сторожевский». Казалось бы, стандартная дарственная надпись – а сколько в ней тепла и любви! Вторая надпись сообщает, что «слитъ сей колоколъ... в лето отъ сотворения света 7176, а отъ воплощения Единороднаго Божьего Слова 1667 месяца сентября въ 25 день... Лилъ мастеръ Александръ Григорьевъ». Далее перечисляются члены царского семейства и православные патриархи того времени.
Надписи на колоколах чаще всего сообщают о том, в какое время и чьим иждивением они были отлиты. Также нередко указывается имя мастера и для какого храма был лит колокол. Эта практика сохраняется и сегодня. Но в наши дни большие благовестники, как правило, украшаются и иконами. Этот обычай сформировался в XVIII столетии.
Есть легенда, что колокол, увезенный с родной колокольни, теряет голос. Но чаще он умолкает, когда 
преграду звону полагает людская злоба или нерадение. В уже упомянутой нами книге С. Дурылина повествуется о том, как воинствующие безбожники сняли с колокольни Темьяна старинные колокола и повесили их в сарае. Но и оттуда временами стал раздаваться звон. Среди людей уже поползли слухи о неком мистическом явлении – но все оказалось значительно проще. В колокола звонил местный еврей: его музыкальная натура и прежде тянулась к поющей бронзе, да не иноверца на колокольню пускали. И вот – когда русские люди потеряли доступ к родным звонам, он на какое-то время возвратил колоколам голос – пусть даже только ради красоты звучания. В этой простой истории заключен глубокий смысл: колокол должен звонить. Только тогда он живет.
Алина Сергейчук